Что президент хотел услышать от ученых? Путин прямо сформулировал это в коротком вступительном слове. Если не дословно, то он сказал, что заслуга СО РАН в том, что у отделения всегда были научные разработки, которые достаточно быстро применялись на практике. Что нужно делать сейчас, в каком направлении двигаться, чтобы отдача от науки отвечала потребностям развития экономики?

Вроде бы все понятно. Но ученые почему-то начали говорить каждый о своем. Президент РАН Александр Сергеев заговорил о том, что СО РАН обеспечивает научную связанность территории страны. Хорошо хоть, что он не использовал при этом такой когда-то модный термин, как «региональная наука».

Президент СО РАН Валентин Пармон углубился в историю создания Академгородка. Вспомнил он и о «треугольнике Лаврентьева», хотя Путин, надо полагать, это и имел в виду, говоря о связи науки и практики. У Валентина Николаевича был еще целый ряд общих и очень не свойственных ему выражений типа «Сибирское отделение с честью выполнило…», «могущество России прирастать будет Сибирью…» и т. п.

Затем он начал рассуждать о комплексном развитии Академгородка, его инфраструктуре, то есть (если утрировать) о теплотрассах и канализации. О достройке второй и третьей очереди строительства главного корпуса НГУ. И даже о том, что «я как заведующий кафедрой получаю полторы тысячи рублей в месяц за заведование кафедрой, хотя реально работаю. А мои специалисты в ряде случаев за семинарские занятия получают по одной тысяче рублей в месяц». При этом Валентин Николаевич, правда, не назвал, сколько он получает как научный руководитель Института катализа, академик РАН и председатель СО РАН.

На совещание были приглашены представители научных центров СО РАН из Томска, Красноярска, Иркутска. В их выступлениях тоже было немало общих фраз.

Евгений Чойнзонов (Томск): «Вы знаете, появляются болезни пожилых людей... Жителей региона Сибири и Дальнего Востока ни много ни мало 26 миллионов человек…» (Скорее уж мало, чем много. И это как раз большая проблема. — Ред.)

Никита Волков (Красноярск): «Я все-таки подготовил небольшой альбом. На первой странице, потом, если что, вся информация есть о центре. Если посмотреть Красноярский край, какую огромную территорию он занимает, то наш центр раскинут от Норильска и до южных берегов нашего Красноярского края». (То ли это событие, чтобы дарить президенту альбом? — Ред.)

Игорь Бычков (Иркутск): «Иркутскому государственному университету в этом году 100 лет. Мы бы просили вас дать поручение правительству издать соответствующее распоряжение о праздновании столетия. Вас от лица всех сотрудников, всех студентов (там почти 15 тысяч) 27 октября видели бы в качестве почетного гостя в Иркутске. В рамках уже этого распоряжения текущие вопросы университета можно было бы решить. (То есть тут главное — заманить. — Ред.) <…> Еще более мелкий, может быть, вопрос…» (Не будем даже говорить какой, вопрос и правда был мелкий. — Ред.)

Второй момент: ученые из сибирских провинций жалобно жаловались на жизнь. В их выступлениях просто читалась глубоко спрятанная обида на Новосибирск: мол, дайте что-нибудь тоже и нам. Вот так конкретно: что-нибудь.

Президент несколько раз всех спрашивал: «Все-таки нужно понять, что конкретно имеется в виду?..», «Чего еще не хватает?..», «У вас есть наработки, предложения?..», «А то, что вы сейчас предложили, — нужно определиться с приоритетами. Я просто не знаю. Андрей Александрович, у вас есть все эти предложения из Иркутска? Нет?..», «Пожалуйста, давайте. Мне же документы нужны. Так, с голоса, не решим вопрос, правда?..», «Просто так, с ходу, я не берусь сказать, я не могу этого сделать. Это нужно соответствующие расчеты делать…»

Вроде все люди государевы и вопросы у президента очевидные. Расставьте приоритеты, сделайте программу, чтобы определиться, что финансировать, что в первую очередь и когда. Логично же. Но нет…

Пармон: «По музею (в Иркутске. — Ред.) есть поручение Дмитрия Анатольевича Медведева, но пока непонятно, как будет выполняться».

Путин: «Если в бюджете нет, тогда, значит, и в этом цикле нет».

Пармон: «И никак не будет выполняться, если в бюджете нет?»

Путин: «Конечно, а как оно будет выполняться, если деньги не выделены?..»

Единственно действительно важный для российской науки вопрос, который был поднят на совещании и тут же достаточно быстро (будем надеяться) решен, — это вопрос о создании в Новосибирске центра синхротронного излучения. Правда, и тут была некоторая несинхронность мнений ученых Академгородка и Александра Сергеева (явно общую позицию предварительно не оговорили, не согласовали до конца). Однако спас всех, как ни странно, президент, потому что задавал очень точные вопросы (хотя он и не академик). Владимир Владимирович несколько раз спрашивал, насколько это актуально, насколько целесообразно, этапы, общие сроки и стоимость.

Не с первого раза и коллективным штурмом ученым удалось ответить: от 20 до 40 млрд рублей. (От 20 до 40 тоже выглядит не очень конкретно, но хотя бы так.) Сроки: 3–5 лет. После этого президент облегченно вздохнул: «Сроки, которые вы назвали, вполне обозримые, понятные, и стоимость тоже приемлемая. Это все можно сделать».

Стоит вспомнить, что именно в ИЯФ Сибирского отделения 55 лет назад был запущен первый в мире ускоритель на встречных пучках, и до сих пор все коллайдеры мира используют этот принцип. Но вот, как отметил Валентин Пармон, за последние десятилетия мы сильно отстали, у нас не было ни одного крупномасштабного научного проекта. Центр синхротронного излучения и мог бы стать одним из них. И дело тут не в амбициях. Первые ускорители во всем мире работали только на фундаментальную науку, на 15 процентов всего научного сообщества и при этом требовали огромных затрат на обслуживание. Сейчас же весь мир на этом научился зарабатывать.

Синхротрон — это источник излучения рентгеновского диапазона, и он нужен и физикам, и химикам, и биологам, и медикам, и фармацевтам. По сути дела, это измерительный инструмент. В макромеханике вплоть до микрон все можно мерить обычным инструментом. Когда схемы стали микро, появились оптические методы измерения. Теперь же все дошло до нано, и сегодня, чтобы произвести эффективное лекарство, надо контролировать его атомарную структуру. А это можно сделать только с помощью синхротронного излучения нейтронов. То есть центр в ИЯФ нужен не только физикам, это будет мультидисциплинарный центр коллективного пользования с реальной коммерческой отдачей.

Причем отдачей не только от решений российскими учеными, российским бизнесом конкретных прикладных задач. Но и за счет «научного туризма». Мир сегодня устроен так, что даже самые богатые страны не могут построить у себя весь класс подобного оборудования. Для этого существует международная кооперация. Россия участвует во многих подобных проектах. Большой адронный коллайдер здесь лишь самый громкий из них…

Чем выше класс научного оборудования, тем оно интересней для зарубежных ученых, а значит, они готовы за это платить. Есть еще более продвинутый механизм. Если вы вносите часть средств на строительство такого центра, то сможете формировать программу его работы и получать определенные часы для своих ученых. Китай, Индия, а впрочем и Япония, Корея, Европа на это могут согласиться. Тогда получится уже не 40 млрд, а меньше.

Не секрет, что если взять «некий суммарный интеллект нации, то все-таки у нас в среднем он у страны утекает». И дело тут даже не в том, что молодежь уезжает, потому что здесь не платят, а в том, что она едет «за интерес».

Центры, подобные центру синхротронного излучения в ИЯФ (когда он будет построен), — это проект megascience, и он должен обеспечить возврат (и приток) интеллекта к нам. Как это сделал организованный правительством РФ конкурс мегагрантов.

Опять же, если судить по совещанию в ИЯФ и заседанию в Доме ученых, президенту не обязательно было читать лекции (или, как говорили раньше, «читать газету»), насколько центр синхротронного излучения важен для национального научного суверенитета, насколько важно вернуть интеллектуальную молодежь в страну. Он несколько раз повторял: «Нам в целом нужны крупные проекты в стране. Это правильно. Они объединяют, они мобилизуют, они становятся сами по себе двигателями движения вперед», «Особое внимание нужно и дальше уделять поддержке и продвижению талантливых молодых ученых», «Молодые исследователи должны видеть, что в России работать интересно». Но при этом президент продолжал спрашивать об «этапах, сроках, стоимости». О том, «как сделать так, чтобы молодым российским исследователям было интересно здесь работать». Однако, увы, эти вопросы услышали далеко не все.