— Юрий Петрович, экономика страны столкнулась с большими сложностями, сельское хозяйство — не самая крупная отрасль, насколько важен разговор именно о ней?

— Компании, работающие по муниципальным заказам, ощущают, что муниципальные бюджеты сжимаются как шагреневая кожа. На вопрос: «Где теперь деньги искать?» первый приходящий ответ — в сфере продовольствия. Поэтому развитие и организация сельского хозяйства это очень актуальная тема.

— Значит, сельское хозяйство — жизнеспособная ниша, перспективная сфера нашей сегодняшней экономики?

— В каких-то сегментах — да, но, как известно, в сельском хозяйстве всегда цыплят по осени считают.

Я думаю, что мы не обрадуемся в этом году результатам по простой причине — практически прекращен ввоз в страну пестицидов и других ядохимикатов, а также премиксов, необходимых для производства кормов. Сами себя мы этими товарами не обеспечиваем. Это слабое место, и с нами именно на этом поле будут «играть» наши западные партнеры.

Обижать европейских сельхозпроизводителей было не вполне разумно, потому что торговля сельхозпродукцией двусторонняя, — могут наступить на горло так, что мало не покажется.

Классический пример: когда к власти в Польше пришел Ярузельский, поголовье кур в стране буквально через пару недель сократилось вдвое — их стало нечем кормить, потому что прекратились поставки премиксов, были нарушены рационы, и птицу стало невыгодно выращивать.

— Вы считаете, что вопрос обеспечения «химией» так важен для сельского хозяйства?

— Удобрения, например, стали одной из причин начала Первой мировой войны.

В России в начале прошлого века не было собственных фосфорных удобрений, мы ввозили их из Марокко. В 1907 году произошло финансовое банкротство Марокко, и был создан комитет внешних управляющих, куда не пустили Россию. Это означало, что контроль за поставками удобрений в Россию будут осуществлять третьи страны.

В ответ Россия, только что вышедшая из русско-японской войны, создала африканский корпус численностью 500 тысяч человек, его парад принял великий князь Константин. В европейских газетах был опубликован график захвата Северной Африки по дням: когда мы берем Дамаск, когда Каир, — и так до Марокко. Треволнения были не на шутку — тогда Европа еще не была готова к большой войне. По факту пришлось еще 7 лет вооружаться.

Поэтому был заключен договор, по которому Россию пустили в комитет внешних управляющих. А для гарантий регулярных поставок удобрений под Марселем была размещена российская десантная бригада, которая в случае нарушения поставок была способна обеспечить переход месторождений под российский контроль…

Так что это была проблема серьёзная, а в учебниках об этом ни слова. Передел сфер влияния важнее, чем убийство эрцгерцога Фердинанда.

— Но почему поставки удобрений в Россию тогда волновали Европу?

— Для европейцев проблема была в том, что существовала «хлебная» дубинка русского царя, который периодически сбивал цены на зерно в Европе так, что несколько раз в нулевых годах прошлого века была угроза массового разорения крестьян в Европе из-за поставок дешевого российского зерна.

Мы тогда активно осваивали зоны неустойчивого земледелия (Северный Кавказ и Сибирь), поэтому урожай был нестабильный — то хороший, то плохой. От этого и рынок лихорадило, а европейцам, как и любому национальному сельскому хозяйству, нужны были стабильные цены на зерно, а мы им мешали.

— Роль удобрений до сих пор велика в сельхозпроизводстве?

— Конечно, эта проблема сохранения плодородия почв, она определяется не только удобрениями, но и севооборотами.

Грубо говоря, Иван Грозный сейчас бы жестоко наказывал многих современных мелких фермеров, потому что жестко требовал внедрения трехпольного севооборота.

А в наше время часть фермеров с небольшими наделами перешла на двухполье — как будто и не было усилий Ивана Грозного. Половина земли у них отдыхает, а вторую засеивают.

В Европе сейчас уже идёт переход к 25-польному севообороту. То есть на 25 лет вперед известно, что будут сеять на конкретном поле. Более того, если ты там землю покупаешь, то уже не можешь от запланированной схемы посевов отказаться. Отказ будет «себе дороже».

У нас часто применяется трёхполье — это не 19, а где-то 18 век. В 80-е годы в Советском Союзе пытались перейти от пятиполья к семиполью. А европейцы тогда переходили к 11-летним оборотам и так далее.

Выгода более длительных севооборотов в том, что последовательность культур так выстраивается, что каждая предыдущая готовит поля для последующей, убивает сорняки. Чем сложнее севооборот, тем меньше тратишь на гербициды.

Ещё одна наша проблема, что сокращается использование органических удобрений. Это связано со значительным снижением поголовья КРС в последние десятилетия. Справедливости ради надо сказать, что я встречал у нас хозяйства, где переходят на 9-польный севооборот, но это редкость.

— Это вопросы технологий. Какие ещё проблемы вы видите как экономист?

— Самое главное, что мы не можем обеспечить стабильные цены на зерно. Были годы, когда цены эти менялись от сезона к сезону в четыре раза. В таких условиях производители зерна не могут планировать экономику своего хозяйства.

У нас нет товарных бирж, которые придуманы для того, чтобы регулировать цену на однородные товары — нефть, металлы, зерно.

Еще один момент: Китай имеет 16 спутников по прогнозированию урожая, Евросоюз — 64 спутника. Они на территории ЕС учитывают каждое поля. Если фермер объявил, что не будет засеивать свое поле кукурузой, уже в мае это поле оценивают со спутника и ему автоматически перечисляется компенсация.

Даже Замбия уже 20 лет имеет арендованный у Франции спутниковый канал для прогнозирования урожая, а у нас в этой отрасли нет ни одного спутника.

Во всём мире — спутники и биржевые торги, а мы оцениваем объёмы урожая методом анкетирования производителя. Ну какой разумный хозяин признается, что он много зерна собрал? Что он — дурак цену сбивать?.. Так что мы реальную цифру нашего урожая не знаем.

Кстати, Америка со своих спутников оценивает наш урожай, мы даже покупали у них майские прогнозы. Правда, они часто отказывались продавать прогноз даже до всяких санкций — потому что на зерновом рынке выгоднее действовать, когда твой партнёр не знает своего урожая.

Когда я работал в НИИГАиКе, то под моим руководством были написаны три диплома по обработке космических снимков для прогнозирования урожаев. Есть энтузиасты этого дела в Барнауле и Красноярске. Но бюджетных ассигнований на это нет.

— Юрий Петрович, что нам необходимо сделать для развития АПК?

— Создавать зерновые биржи, чтобы сделать стабильной цену на зерно. В условиях санкций нужно бросить огромные средства на поддержку сельского хозяйства.

Воспользоваться моментом — когда у тебя партнёры фактически нарушили обязательства по ВТО, приняв санкции. Мы ответили антисанкциями — и правильно! Но если мы это делаем, то дальше должны принять соответствующие меры.

Если запретили ввозить цветы, то тут же необходимо несколько десятков миллиардов направить на развитие отечественного тепличного хозяйства, чтобы потом уже голландцы сюда не зашли.

А у нас импортные продукты запретили, но дальше ничего не сделали, как будто запреты — вещь бесплатная. Нет, если запретили, то надо платить на развитие импортозамещения.

— А у нас нет импортозамещения?

— Посудите сами: мы ввозим сушеную петрушку из Египта, сушеную морковь из Индии, а лук — из Китая. Что, мы лук высушить не можем? Могу дать адрес московской фирмы «Плодоимпорт», торгующей этими товарами.

— Что мешает? У нас недостаточно денег в стране?

— Для развития сельского хозяйства необходимы не только инвестиции. Ясно, что должна быть обеспечена исключительная правовая позиция крестьянина, фермера, он должен быть защищён на своей земле. Вплоть до того, чтобы против него было запрещено возбуждать уголовное дело, если он защищался на своей земле с оружием в руках.

Чтобы все знали — соваться на чужую землю, это значит из общей юрисдикции попасть под юрисдикцию владельца участка. В условиях, когда полиция до села неизвестно когда доедет, у человека должно быть исключительное право на своей земле.

А за кражу скота назначить наказание как за кражу людей. За границей так и есть.

Почему во Франции не воруют скот и в Германии об этом никто и подумать не может? Да потому, что наказание жесткое.

Еще один момент, который у нас любят обсуждать: можно ли отбирать у владельца необрабатываемую землю и через сколько лет?

Ещё в Кодексе Наполеона было записано: два года земля не обрабатывается — её изымают.

Сейчас вокруг Новосибирска люди накупили участков и те зарастают. Такие владельцы должны терять право на землю, а участки нужно распределять между теми, кто готов на земле работать.

Получается, мы сейчас идем к помещичьему хозяйству — человек накупил земли и хочет сдавать её в аренду. Это особенно смешно в Сибири, где земли полно. Раздайте её всю — федеральную, муниципальную тем, кто готов и умеет её обрабатывать.

Я общаюсь с руководством Красноярского края по поводу Балахтинского района, где на одного человека приходится площадь больше площади всего Новосибирска.

Как может быть бедным человек на территории, где на одного приходится 500 кв. км?

— Возможны ли какие-то организационные меры на местном уровне, на уровне региона?

— Мной неоднократно предлагались запреты.

Следует, например, запретить сеять пшеницу севернее Транссиба.

Вместо этого им нужно поставлять на юг области органические удобрения — торф, сапропель и гуматы. В северных районах есть пшеничные поля среди болот, размером с футбольное поле — там комбайн вокруг своей оси крутиться должен. Какой там урожай?

Нужно прекратить премировать доярок за удои, в особенности, если хозяйство расположено более, чем за 300 км от Новосибирска.

Или хотя бы премируя, учитывать жирность молока. Нужно закрыть цеха нормализации молока в тех районах, где цельное молоко не может быть довезено до крупного потребителя.

Коровы в Сибири традиционно давали молоко повышенной жирности, а приемщики используют нормализованное молоко — с низкой жирностью. Зачем разбавлять? Пусть повсеместно делают сметану творог, масло, сыр.

Было время, когда бийские сыры приносили доход больше, чем пушнина. И рекордные удои — это не показатель, а пережиток советской власти.

У нас же чиновники до сих пор звонят в районы, в хозяйства, спрашивают: сколько молока надоили, сколько зерна собрали — да это не ваше дело! Анкетируем по урожаям, анкетируем по удоям, а потом искренне верим в результат.

— Если говорить об инвестициях, то на что ещё можно было бы направить государственную поддержку?

— Одно из услышанных моих предложений — развернуть производство и строительство зерносушилок. У нас их катастрофически не хватает, и мы теряем уже собранное зерно.

В Казахстане, кстати, этим озаботились и стараются обеспечить отрасль необходимыми мощностями. Есть нормативы, сколько в каждом районе должно быть зерносушилок и сколько не хватает.

То же касается и овощехранилищ, мы теряем значительную часть урожая овощей при хранении.

Я обращался сразу в два министерства — сельского хозяйства и строительства. Мне пришел ответ: «Мы не можем тратить господдержку на проектные работы». Да не нужны проектные работы — купите за областные деньги несколько десятков типовых проектов современных овощехранилищ и раздайте по сельским районам с обязательствами сколько-то построить. Можно и на конкурсной основе…

В общем, отделались отпиской, а ведь это всем выгодно: для строителей — дополнительные заказы, а для крестьян — реальная стартовая помощь в важном деле.